— До прилета наших мальчиков еще сорок минут, — сказал он. — Десять минут на перекус, пятнадцать минут на осмотр города и пятнадцать на формальности в аэропорту.
Город мы действительно осмотрели за пятнадцать минут. На все население, около восьми тысяч человек, существовал только один колодец на центральной площади, у которого с утра до ночи очередь за водой, вот когда я оценил внеочередную бочку хозяина сарая. Электричества в городке нет, горючего тоже, поэтому вытаскивают бадью с водой древнейшим способом — ходят по кругу два слепых осла. Все улицы радиально расходятся от центральной площади, и все они имеют одинаковый вид: вдоль глинобитных стен аллеи финиковых пальм, под которыми лежит подушка чистейшего сухого песка. С пальм свисают огромные разноцветные гроздья фиников, так как зреют плоды на каждой пальме в свое время. Все население в жаркое время дня лежит в тени пальм на прохладном песке. Закрою глаза и вижу: белый-белый песок, разноцветные пальмы, жарко — полдень, никто не ходит, все лежат.
Аэропорт находился за городом. Замечательный аэропорт: посередине огромного ровного земляного поля стояла жалкая хибара с радиоантенной на крыше и рядом на палке полосатый конус. При виде автомобиля начальник — пухлый, с толстыми, лоснящимися щеками африканец заплясал от радости.
— Ой, тысячу раз спасибо, ой, вы не представляете, как я счастлив. Я так боюсь садиться на лошадь, а теперь ой как я их легко буду разгонять!
— Кого их? — не поняли мы.
— Всех!.. Но в основном коз и ослов. Они ужасно любопытные! Как услышат самолет, так и бегут на поле. А ограды-то нет! Я сейчас же и испытаю, только что пилоты радировали, им осталось лета пять минут!
— А вы уже ездили на подобной машине? — деликатно поинтересовался Ришко.
— Ой, конечно! У нас тут один белый патер из миссии, у него такая же, я попробовал, это же совсем легко!
Он втиснулся в кабину, мотор взревел, машина прыгнула назад, завизжала тормозами, двигатель захлебнулся, потом зарычал, авто дернулось вперед раз, потом другой, затем судорожными рывками и пьяными зигзагами покатилось по широкому полю — на Ришко было больно смотреть.
— Пойдем погуляем, попрощаемся с городом, — предложил я.
Мы обогнули хибару, пересекли поле и, остановившись в начале улицы, залюбовались длинной аллеей.
— Как хорошо, должно быть, прогуливаться здесь на закате дня всей семьей, здороваясь с соседями и дыша воздухом, — вздохнул Ришко.
— Умрешь со скуки после двух прогулок, — отозвался я.
Послышалось веселое тарахтенье АН-2, и, пока мы подходили к хибаре, самолетик без всяких кругов шлепнулся неподалеку и подрулил почти к дверям. Пассажиры — в основном пожилые мусульмане в обычных широких белых балахонах, числом пять или шесть — вылезли из тени от стен хибары и начали перемещать свой многочисленный живой и мертвый груз к транспорту. Из открывшегося люка мягко выпрыгнул огромный Эдик, за ним посыпались такие же, как ожидавшие на земле, балахонники.
— Пламенный привет нашим героям! — забасил он. — Дома готовятся к торжественной встрече. А у нас есть кулер со льдом, не хотите ли по баночке?
— Еще спрашивает, — деланно обиделся я, утонув ладонью в его лапе.
— Толя! Выдай жаждущим!
Анатолий открыл окошечко фонаря — летной кабины — и, высовывая кулак, уронил, разжимая пальцы, поочередно три банки холодного пива.
— О-о, вот это жизнь! — застонал я. — Эдик, а как насчет правил перевозок?
Мы в это время с интересом наблюдали за усилиями двух пассажиров на земле и одного внутри, пытавшихся втиснуть в самолет упиравшегося козла.
— Ведь эта скотина провоняет все насквозь!
— Терпи, коза, а то мамой будешь! — захохотал Эдик. — Подумаешь, полтора часа лету! Правило тут у нас одно — лети, пока летится. Если они сумеют в люк бегемота протолкнуть, ничего, повезем. Ну, пора, ребятки, попрощайтесь с дядей, и в путь!
Мы распрощались со счастливым начальником, который успел подсунуть нам под шумок большую сумку грейпфрутов и фиников, забросили внутрь наш багаж, влезли сами, и Эдик задраил дверь. После альпинистских усилий по преодолению горы людей, зверей и багажа в тесном фюзеляже мы пробрались к фонарю, на пороге Ришко сел молча и печально, а я устроился на широкой брезентовой ленте, прищелкнутой между креслами пилотов.
Эдик стартовал резко и стремительно.
— Ну ты даешь! — сказал я.
— Я мою керосинку могу посадить на плоскую крышу дома! — прокричал он в ответ.
— Если ветра не будет, — добавил Анатолий.
Самолет лег в короткий вираж, и последнее, что я увидел на аэродроме, — наша, бывшая наша, машина въехала капотом в угол хибары, рассыпая в крошки стекла фар. Я никогда не сказал Ришко об этом.
По случаю благополучного возвращения вечером устроили небольшой мальчишник в Ришкином доме. Обстановка общего веселья в конце концов подействовала и на Ришко, который весьма удачно изображал мои «героические» действия. Просидели почти до утра. Заодно договорились с пилотами, что они через две недели подбросят нас с Виктором на северо-восток страны, где в одном живописном месте работал наш друг Борис: мы хотели погостить у него во время весенних каникул.
Закончился триместр. Мы упаковали чемоданы и, отдав своих зверей на сохранение Ришко, полетели в гости. Шестичасовой перелет с двумя промежуточными посадками получился жутким кошмаром. Самолетик так болтало, что во время остановок не только мы, но и Анатолий вываливались все втроем на волю, ложились под крыло и молчали.
— Слабаки вы, герои! — смеялся Эдик, откупоривая очередную банку пива.
Через два года я с изумлением узнал от друзей, что сразу после возвращения из Африки Эдик по состоянию здоровья был списан из летного состава.
У калитки засигналил автомобиль.
— Кто-то из самых деликатных пожаловал? — ехидно осведомился Виктор.
— Не суетись на крыльце, старик, — отозвался Борис, распрямляя высоко вздернутые, как у кузнечика перед прыжком, колени. — Сигнал-то чужой, я тут все наши средства передвижения по голосам знаю.
— Вот мы тебя сейчас на слове и поймаем! — воскликнул я, вскакивая и двигаясь за ним через маленькую гостиную к «парадной» двери.
Сзади затопал Виктор. На улице стоял фургон марки «пежо» — отличная машина для дальних поездок. Открылась водительская дверь, и из-за руля выбрался невысокий худощавый человек, в котором мы тотчас же признали В. Н. — советского генерального консула в этой стране.
— Какой сюрприз! Главный приехал, что-нибудь привез, бляха-муха! — заорал Борис. — Добро пожаловать в нашу компанию!
— Здравствуй, здравствуй, Боря. Конечно, привез, ты же у нас здесь один, как сирота, нам нельзя тебя забывать. А, и друзья-разбойники тоже прибыли! Вот и хорошо, а то мне до вас этим автомобилем не добраться, к вам приехать — трактор нужен. Ну, здравствуйте!
Генерального мы все очень уважали. Он выдерживал великие баталии с посольской бухгалтерией из-за оформления командировок для объезда периферийных точек. На его обещания можно было положиться, и мы обычно загружали его множеством поручений.
— Я вам книжечек привез, продуктов дефицитных, у нас недавно выписка была, небось, селедочки хотите? — говорил В. Н., открывая заднюю дверцу фургона.
— А пивка чешского нет? — умильно проворковал Виктор.
— Есть, есть несколько баночек, приберег для Робинзона (это про Бориса) и для вас.
Хороший вечерок у нас получился, газеты наши свежие недельной давности почитали, столичные новости узнали, закусили пиво сельдью атлантической и славно поболтали о том о сем…
— А в заповедник завтра поедем? — вспомнил Виктор перед сном.
— А как же, — ответил В. Н., — только я — старый склеротик — плавки забыл.
— Не страшно: у меня есть запасные, — вклинился Борис.
— Ага, — сказал я, — из нижней половины обрезанных шевиотовых штанов.
— Ну да, бляха-муха, я из тех штанин наволочки для гостевых подушек сделал, специально вам с Виктором. Кстати, пора спать, если не хотите завтра по жаре маяться.
Встав пораньше и быстро позавтракав, мы бодро загрузились в консульский фургон и двинулись к заповеднику, до которого предстояло ехать около ста километров по проселку. Спустя три часа, насквозь пропыленные, несмотря на поднятые стекла, мы добрались до цели. Заповедник, единственный в стране, славился двумя достопримечательностями — минеральной радоновой рекой и слонами.
— Ну, куда сначала, купаться или к слонам? — спросил В. Н., остановившись на развилке.
— К слонам, к слонам! — дружно закричала наша братия.