— Ага! — смеется она.

— Света, — говорю ей с укоризной, — это жестокость.

— Что?

— Обсыпать меня снегом.

— Ну пожалуйста!

— Никаких «пожалуйста», — строго говорю я. Но не могу удержать улыбки. И Светка

понимает — можно.

Она вырывается и убегает вперед. Наклоняется, чтобы набрать снега. Пока она не видит,

прячусь за сфинксом...

В этот момент рядом со Светкой тормозит фирменная тачка. Из окна высовывается парень в

дубленке:

— Девушка! Поедемте покатаемся!

— Спасибо, я пешком, — говорит Светка, даже не поворачиваясь к машине.

Я выхожу из своего укрытия. Машина подается назад, чтобы держаться наравне со Светкой.

— Эй, ты не бойся! Мы не обидим!

Я прибавляю шаг, оказываюсь между Светкой и машиной.

— Езжай, — говорю, — куда ехал. Девушка со мной.

Щелкает дверца со стороны водителя, наружу выбирается второй. Не русский. «Лицо

кавказской национальности». С усиками. Изрядно накушавшееся «лицо». И за рулем, скотина!

— Дэвушка, ты такая красивая! Садысь, нэ упрямся!

Меня он игнорирует. Ах ты козел усатый!

— Тебе неясно объяснили? — спрашиваю. — Уши прочистить?

— Иди на... говнюк, — небрежно отмахивается кавказец. — Дэвушка...

Парень в дубленке делает попытку выбраться из машины — пинаю дверцу, и он отваливается

обратно.

Усатенькое «лицо» визжит и дрыгает ножкой. Прикладывается о крышу машины.

— Ну, — спрашиваю я. — Кто тут говнюк?

 «Лицо» тупо глядит мутными глазами, бормочет что-то, выплевывает зуб и начинает блевать.

Ну что с него, с пьяного, взять? Ведь ничего не соображает. Не убивать же его теперь за это...

Я вытираю руки снегом и иду обратно к Светке.

— Ублюдки, — говорю я. — Пошли...

— Леня! — вдруг кричит Света.

Ну что там еще? Поворачиваюсь... Повернуться я не успеваю. Воздух рвется... Хлопок. А

потом — темнота.

* * *

...Падение. Водоворот.

Долго. Долго...

Где я?..

Я?..

* * *

...Спустя вечность темнота рассеивается.

А рассеивается она от того, что я открываю глаза.

Надо мной стоит странный бородач, от которого нещадно разит потом и чесноком. В руке у

бородача — клинок.

— Признаешь себя моим пленником? — осклабившись, говорит мне Гийом де Бош. — А?..

Чего молчишь? Язык проглотил?!

А затем и это видение рассеивается, и снова наступает ночь…

Глава четвертая

...Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу на полу рядом с перевернутой табуреткой.

Надо мной стояли какие-то люди. Горбатая старуха, толстяк и чудно одетая девка. Толстяк орал на

старуху, старуха верещала в ответ, девка пыталась вклиниться между ними.

Я приподнялся на локте. Увидев, что я зашевелился, эта троица перестала вопить и уставилась

на меня.

«Бред, — подумал я. — Этого не может быть».

Я сглотнул. Я глядел на них и не мог поверить...

Наверное, в какой-то момент взгляд у меня стал совсем диким, потому что женщины в страхе

отшатнулись, а толстяк пробормотал: «Матерь Божья...»

— Вашу мать, — растерянно пробормотал я по-русски. — Средневековье...

То есть я попытался выговорить — вышла белиберда. Я запаниковал. Я что, по-русски

разучился разговаривать?.. Я же прекрасно все помню! Я, Леонид Маляров, а не этот... сьер Андрэ...

Я попробовал еще раз. По-русски.

Получилось что-то вроде: «Ах-с ти-и ооп ффашшу...»

Такое ощущение, что шепелявый иностранец в первый раз попытался заговорить по-русски.

Но я же не иностранец! Я коренной россиянин!..

...Между тем издаваемые мной чудовищные звуки вызвали весьма бурный эффект. Старуха

отступила на два шага. Девка испуганно икнула. Тибо... Мой слуга Тибо разразился новым потоком

ругательств.

— Ах вы чертовы шлюхи! — заорал он. — Вы что с моим господином сделали?!! А?! А ну

давайте быстро возвращайте все как было!

И схватился за топор.

И тут я понял: это не глюк и не сон. Не бывает настолько достоверных снов.

И если я не вмешаюсь, мой слуга в следующую секунду начнет кромсать бабку топором.

— Стоять, Тибо!!! — взревел я.

Поскольку на этот раз я не пытался себя контролировать, сказано это было на языке, который

теперь, видимо, стал для меня родным. То бишь на французском. Средневековом французском.

Подействовало. Тибо остановил молодецкий замах и уставился на меня с нескрываемой

радостью.

— Ваша милость! Так с вами все в порядке?

— Все нормально, — я оттащил его от женщин, — они мне очень помогли.

— Так вы все вспомнили?

— Эээ... — Все, что я имел, это кое-какие практические навыки сьера Андрэ и способность

говорить на его языке. Более ничего! — Оставайся тут, мне надо отлучиться.

Именно так. Подумать. И отлить заодно.

Снаружи стояла полнейшая темень. Средневековье, блин! Целые века до электричества.

Пахло навозом. Где-то неподалеку брехала собака. У изгороди переступали и пофыркивали

наши кони.

Что же со мной произошло?

Так, прежде всего — спокойно. Надо понять, что случилось.

Я помнил субботний вечер. Помнил, как мы со Светкой шли из гостей. Вспомнил этих двух

козлов на машине... Вспомнил выстрел... Ну я хорош! Так лохануться...

И тут меня вдруг обожгла одна мысль... одна мелкая такая мыслишка... Так они, что,

получается, убили меня, что ли?..

Бред. Что значит «убили»? Вот он я — стою, гляжу по сторонам, ни черта в происходящем не

понимаю...

...и нахожусь при этом в чужом теле.

Вот последнее — относительно чужого тела — я осознавал очень четко. Даже если забыть о

том отражении, которое я видел в герардовском трактире. Ощущение, что моя бренная душа сменила

место жительства, происходило исключительно изнутри.

Во-первых, изъяснялся я теперь по-французски. Во-вторых, я стал иначе воспринимать мир.

Слух стал острее. Запахи различал куда лучше, чем раньше. И тело стало другим. Оно и раньше было

не хилым, но сейчас в нем чувствовалась настоящая сила. При том что оно стало как-то гибче,

послушней. Это трудно описать... Я вдруг понял, что спокойно могу подкинуть килограммов сто или

разогнуть подкову. Я был даже уверен, что уже их разгибал.

И мечом, который болтался... Нет, не болтался — очень удобно и уютно покоился у моего

бедра, я умею орудовать. Умею и люблю.

Вжик! Не успел я подумать, а меч уже был у меня в руке. Выпад, отход... Ничего себе! Я даже

двигаться стал по-другому. И дистанцию чувствовал иначе... А это простое действие: взмахнуть

мечом, доставило мне ни с чем не сравнимое удовольствие. Блин! Я был уверен, что могу рубить и

колоть этой железной фиговиной хоть два часа кряду. Без устали. С кайфом.

Но все-таки как я здесь оказался? И куда делся сам сьер Андрэ?

Ни в чудеса, ни в жизнь после смерти, ни в переселение душ я никогда не верил. Раньше не

верил.

А может, все это — мой бред, фантазия? Может, лежу я под капельницей, с пулей, застрявшей

в черепе, и глючу, что я — не я, а благородный рыцарь сьер Андрэ де Монгель...

Луна выглянула из-за туч. За моей спиной — дом ведьмы Рихо. У плетня — лошади.

Подальше чернел лес. Под ногами — жирная грязь. Какие-то росточки, огород... Кажется, я стоптал

ведьмину грядку. Нехорошо получилось... С точки зрения Леньки Малярова. Сьеру де Монгелю на

грядки начхать.

Стрекотали сверчки, шумел ветер в кронах деревьев. И запахи... а что запахи? Обычные запахи

ночного леса. Если исходить из того, что все вокруг не плод моего больного воображения, что тогда,

а?

Я попытался думать о Светке. Вспомнить, какая у нее грудь, какая родинка на бедре. Как она

бормочет, закрыв глаза: «Ленька, ну Ленька...»

Абсолютно никаких чувств. То есть как будто о постороннем человеке. А ведь у нас была такая

романтическая любовь... Была? Или будет? Или Светка — тоже плод воображения?

Я постоял под порывами ночного ветра еще минут десять. Ничего умного в голову не

приходило. Ясно одно: о том, кто я есть, трепаться не стоит. Не то даже мой верный Тибо сочтет, что

я окончательно спятил.

Значит, надо вести себя тихо и дальше старательно изображать полную амнезию. В родовое