сливать помои, видимо, стеснялись. Всем остальным улицам, переулкам и закуткам повезло меньше.

Оказавшись во внутреннем дворе заведения, мы спешились, поручили лошадей заботам

подбежавшего конюха, а сами отправились в дом.

Значительную часть первого этажа занимала одна большая комната. В комнате стояло четыре

деревянных стола, за каждым из которых могло бы разместиться человек десять.

Не успели мы войти и оглядеться, как к нам уже спешил коротышка в фартуке, заляпанном

жирными пятнами. Под фартуком круглилось солидное брюшко. Пиво или сидячий образ жизни? Я

бы поставил на пиво...

Торопливо вытирая руки о фартук, человек поклонился:

— Добрый день, господа.

— Ты — тутошний хозяин? — осведомился Тибо.

Любитель пива кивнул:

— Он самый. Герард мое имя.

— Свободные комнаты есть?

— А как же!

— Нам нужны две. И желательно без клопов. Хозяин озабоченно почесал пятерней затылок.

По его лицу было видно, что непомерные требования моего слуги смутили его и расстроили.

— Рози, — позвал он служанку. — Покажи господам лучшие комнаты. А вы (это уже нам) там

сами выбирайте. Какая больше понравится, ту и займите. У нас нынче много свободных.

— Надеюсь, чистое белье предполагается? — спросил я.

Поскольку говорил я негромко, кроме трактирщика этот вопрос услышали только Рози и

небритый молодой человек, сидевший за ближайшим столиком. Оба они поглядели на меня с

любопытством. А разве я что-то не то сказал?..

Только трактирщик сохранял гиперборейское спокойствие.

— Можно и чистое, — согласился он.

Спальни для гостей располагались на втором этаже, поэтому Рози повела нас наверх. Отперла

пару дверей, протерла подвернувшейся под руку тряпицей бронзовые зеркала, распахнула тяжелые

ставни, впустив в помещения дневной свет.

— Прилично... — задумчиво заметил Тибо. По его тону я понял, что это лучшее, что нам

может предложить данный провинциальный трактирчик.

— Я сплю здесь, — сказал я, когда мы вошли во вторую комнату.

— Но ведь та просторнее, — недоуменно промолвил мой слуга.

— Не люблю большие помещения.

Тибо удивленно посмотрел на меня, но промолчал. Похоже, раньше у меня были другие

вкусы...

— Кстати, а где тут можно было бы помыться? — поинтересовался я у Рози, пока она

перестилала постель.

— Я скажу, чтобы подогрели воду, господин.

Я прошелся по комнате, выглянул в окошко. Небо затянуто серыми клочьями облаков. Дождь

будет.

Итак, время шло, а память не прояснялась: основательно приложил меня покойный Гийом де

Бош своей палицей. Ни черта я не помнил ни о себе, ни о своей жизни. Даже не знал, что за

«Патерностер» и «Аве» должен прочесть. А ведь предполагалось, что я должен хорошо знать, что это

такое.

Я отвернулся от окна и принялся рассматривать хлопотавшую в комнате девушку.

Симпатичная. Была бы еще симпатичнее, если бы сняла тот дурацкий платок, под которым спрятала

волосы.

Мое внимание привлекло висевшее на стене бронзовое зеркало. Оно было маленькое и

тусклое, но я обрадовался и с превеликим любопытством заглянул в него.

С той стороны мутного бронзового окошка отразилось лицо человека лет двадцати пяти —

двадцати шести. Нос с горбинкой, темные волосы, узкое лицо, чуть впалые щеки, желваки на скулах,

выдающийся вперед подбородок. На подбородке — трехдневная щетина. Темные глаза. Какие

именно: темно-синие, карие или просто черные, определить нельзя — отражение в бронзовом

зеркале не было достаточно ясным.

Мне вдруг стало неуютно. Из зеркала на меня пялился совершенно незнакомый человек.

Я поспешно отвернулся. В голове — полный бардак.

Спас меня от тягостных мыслей Тибо, который ввалился в комнату с нашими сумками. На

душе сразу потеплело. По крайней мере, в этом мире был хотя бы один человек, на которого я мог

положиться.

Тибо положил сумки в угол, поглядел на служанку, потом перевел взгляд на меня. Он явно

что-то собирался сказать.

— Да?

— Ваша милость, вы... эээ...ммм... вы кушать не хотите?

Я рассмеялся и хлопнул его по плечу. Мне-то есть не хотелось, а вот Тибо, похоже,

проголодался.

— Пошли вниз. Зажарим трактирщика.

Тибо слегка оторопело посмотрел на меня, потом, сообразив, что это шутка, несмело

улыбнулся. Мы спустились вниз.

Едва мы уселись, как рядом тут же возник месье Герард. Я кивнул Тибо: выбирай, мол, сам.

— У вас есть что-нибудь горячее?

— Каша с луком и салом.

Тибо посмотрел на меня: устраивает? Я решил, что напрасно передал ему инициативу.

— А что-нибудь мясное?

— Прикажете зарезать гуся?

— Милейший, давайте оставим гуся на ужин. Какие-нибудь холодные закуски имеются?

— Оленина, колбасы, паштет... капуста есть еще соленая... грибы...

— Грибы. И оленину.

Хозяин кивнул, однако уходить не спешил.

— Что еще? — спросил я.

Месье Герард посмотрел на меня с недоумением. Тибо же — с сильнейшим беспокойством.

— А вы пить ничего не будете?

— Будем, — успокоил я и Герарда, и Тибо. — Что у вас есть?

— Превосходное светлое пиво. Только сегодня открыли новую бочку...

На лице Тибо отразилось оживление. Я же поморщился:

— А кроме пива?

— Вино. Есть каорское, есть бургундское. Есть и с наших собственных виноградников... Ну а

если вы там какой обет дали — молока могу принести... морс еще имеется...

— Достаточно. Мне — бутылочку бургундского.

Я посмотрел на Тибо.

— А мне — пиво. И кашу не забудьте.

Герард ушел.

— Память к вам так и не вернулась? — осторожно спросил Тибо.

Я покачал головой.

— Кое-что помню... очень смутно... А иногда в самых простых вещах путаюсь. Так что, если

увидишь, что я что-то не то говорю, ты уж поправь меня.

— Да как же можно, господин Андрэ... — смутился Тибо. — Что ж люди подумают, если слуга

господина своего перебивать начнет?

— А ты постарайся это сделать как-нибудь незаметно. Или говори мне, в чем я ошибся, когда

мы будем наедине.

Толстяк покивал. Видимо, такой вариант его устраивал.

— Я вот все думаю, — сказал он затем, — уж не навели ли на вас порчу? Это ж места такие...

Еретики и христопродавцы здесь свободно живут, как у себя дома. Кто ж его знает, кто еще в этих

землях обитает? Кто угодно тут может обитать! Вот и навели на вас... Или вот, скажем, этой Гийом.

Северянин он, да к тому же еще и рыжий. Взял, махнул своей дубинкой — а вы и на траву

повалились... Точно! — Глаза Тибо вспыхнули. — Наверняка ж непростая была дубинка! Ведь

половина ентовых северян до сих пор языческие обряды творят, даром что крестили их!..

— Погоди, погоди... Ты что, думаешь, Гийом меня заколдовал?

— Ну да! Ясное дело! Чего ж вы тогда на траву повалились, ежели он по вам не попал даже?!.

А я-то, дурень, и не сообразил сразу!.. — Тибо сокрушенно покачал головой. Как же, не уберег

господина от неведомой порчи!

Мне даже как-то неловко стало при виде совершенно искреннего чувства вины, проступившего

на лице толстяка.

— Ладно, не расстраивайся, — ободряюще сказал я. — Подумай лучше, как бы мне теперь

избавиться от этой порчи.

— Как?.. Наверное, надо священника какого-нибудь отыскать...

— Опять, что ли, к епископу ехать?

Тибо вытаращился на меня, вдруг осознав что-то.

— Так вы ж у него были!

— Был. И что?

— А он вас благословлял?

— Благословлял.

— И не помогло?

— Не помогло.

Тибо нахмурился.

— Сильную, видать, на вас порчу навели, — сделал он вывод. — Тут настоящий святой

отшельник или чудотворец требуется.

— Да? А врача тут поблизости какого-нибудь нет?

Тибо с полминуты молчал. Возникшая у меня мысль о том, что с расстройствами памяти

следует обращаться не к священнику, а к врачу, под непонимающим взглядом Тибо испарилась, как

дым.

— А зачем вам лекарь?

— Ну... может, это не порча, а болезнь какая-нибудь...