нему в виде льва, но Кермаль без труда одолел его. Затем Повелитель Оборотней принял облик

быка, но Кермаль свалил его одним ударом. После этого Повелитель Оборотней явился в своем

самом ужасающем обличье — в виде многоголового дракона — но витязь не отступил и тогда.

Щитом он закрылся от пламени и яда, а мечом отрубил дракону все головы. Поняв, что силой

противника одолеть невозможно, Повелитель Оборотней превратился в рой сонных бабочек и

обрушился со всех сторон на Кермаля. И хотя рыцарь, подозревая, что тут кроется какая-то

хитрость, завертел мечом с такой скоростью, что тут же превратил крылья бабочек в ворох

мельчайших лоскутков, пыльца, упавшая с их крыльев, накрыла его душным облаком. Кермаль, не

в силах бороться со сном, упал у ручья и заснул, а Повелитель Оборотней, торжествуя победу,

превратился в шакала и перегрыз ему горло. Расправившись с Кермалем, он снова бросился в

погоню за беглецами, приняв свой обычный облик — тысячеголового великана.

Заслышав, что великан настигает их, беглецы поняли, что Кермаль проиграл схватку.

Тогда Сантрис заплакала, умоляя Мъяонеля отпустить ее и таким образом избежать неминуемой

гибели — ибо оставалась надежда, что когда отец получит ее обратно, он не станет преследовать

второго похитителя. Но Мъяонель только рассмеялся в ответ на ее слова. Он бросил поперек их

следа свой посох.

— Полагаю, эта могущественнейшая вещь надолго займет его внимание, а мы тем

временем сумеем улизнуть, — сказал он, все еще смеясь. Далее он остановился и завязал нижние

кончики своего плаща — так же, как доселе были завязаны только верхние. В эту минуту вес его и

Сантрис (плащ был достаточно широк, чтобы укрыть двоих) исчез совершенно, и, подобно

мыльному пузырю, они поднялись в небо и понеслись прочь, гонимые западным ветром.

И впрямь, уловка удалась. В течении дня и следующей ночи никто не тревожил их, и тогда

стало ясно, что они оторвались от своего преследователя. В последующие дни они иногда

двигались по земле, а иногда летели, стремясь поскорее выбраться за пределы леса. Ночью

Мъяонель раскидывал плащ, как полог, и в безопасности они проводили время до утра. В одну из

ночей Сантрис пришла к своему спасителю и предалась с ним любви, и Мъяонель нашел ее

нежной и страстной, девственной и развращенной, скромной и ненасытной. Порок сочетался в ней

с целомудрием, робость — с гордостью. Прежде Мъяонель не встречал подобных ей. Он же был

для нее первым мужчиной.

Мъяонель расспросил Сантрис о ее отце и узнал, что раньше хозяин Башни Без Окон был

совсем другим. Сантрис уверяла, что некогда Повелитель Оборотней был обычным волшебником

— могущественным, мудрым и нежно любившим свою жену и ее семерых детей. Однако поиски

подлинной Силы (при этих словах Мъяонель насторожился и стал слушать вдвое внимательнее)

увели его далеко от человеческой природы, и однажды он потерял власть над происходившими в

нем изменениями. Его разум стал подобен разуму дикого зверя. В сердце его слились ярость льва

и холодная алчность дракона, коварство шакала и бешенство медведя, пробужденного от зимней

спячки. И вот, явившись в одну из ночей в Башню Без Окон, он разорвал мать Сантрис, и выставил

волшебную стражу, чтобы дети его не смогли сбежать. На следующее утро он убил своего

старшего сына, а еще через день — дочь. Так продолжалось до тех пор, пока в живых не осталась

одна Сантрис. И вот, наступило утро, когда он явился за ней. От отчаянья она взяла в руки лютню

и запела, призывая отца опомниться. И тогда Повелитель Оборотней застыл на месте и растерял

свою ярость. Затем он опустился на ковер и заснул. Вечером он поднялся и ушел, а утром,

пресытившись крови путешественников, появился снова, и снова песня Сантрис успокоила его. И

так продолжалось три года — до тех пор, пока Кермаль и Мъяонель не проникли в башню и не

освободили девушку.

Вскоре они выбрались из леса. Мъяонель, считая своим долгом показать Сантрис людские

поселения, отвел ее в один из красивейших городов, из тех, что были ему известны — в Инор

Таклед, дворцы и стены которого возвели еще исполины-фольсхантены. Сантрис поражалась

открывающемуся великолепию, а Мъяонель улыбался, наблюдая ее изумление. Ведь он, бывший

одного рода с небожителями, помнил еще те времена, когда на месте Инор Такледа громоздились

голые прибрежные скалы.

Некоторое время они жили в Инор Такледе — до тех пор, пока до них не дошли слухи, что

один из Обладающих Силой приближается к этим местам, собираясь поработить сей город и

подчинить его законам своей магии. Услышав об этом, Мъяонель стал поспешно собираться в

дорогу, чтобы покинуть город до его прихода, а Сантрис спросила о причине его спешки.

— Но разве, — промолвила Сантрис, когда он объяснил ей причину, — ты не можешь

воспользоваться собственной магией, чтобы противостоять ему? Ведь твой плащ делает тебя

неуязвимым — чего же ты боишься?

— Мой плащ заколдован от действия всех известных мне стихий, — ответил Мъяонель. —

Однако Обладающие Силой несут в себе стихии, которых не существовало прежде. Моя магия

бессильна против них, а их магия поразит меня без труда.

Однако Сантрис не придала никакого значения его словам.

— Что ж, — сказала она, невесело усмехнувшись, — мне жаль, что я полюбила труса.

И тогда лицо Мъяонеля стало чернее ночи, и, забыв о сборах, он удалился, ибо ни один

мужчина, даже бывший когда-то небожителем, не может остаться равнодушным к подобным

словам.

Он подробно расспросил местных жителей о том, какой Силой обладает тот, кто

приближается к городу. И он узнал, что пришельца называют Повелителем Дорог, и власть его

велика, поскольку любой путь он может замкнуть в кольцо, любое оружие может обернуть против

нападающего, и в любую часть мира — на дно океана, на поле битвы или в сердце огненной

пустыни — он может отправить того, кто осмелится встать на его пути. Так же он может ходить

по пламени, не обжигаясь, по воде и по воздуху, как по земле. Более того, он может подарить или

отнять удачу, изменить ход событий, определить время тех или иных событий, отдалить или

приблизить день смерти — ибо, до определенной степени, властен он и над дорогами судеб

смертных людей. В Инор Такледе его прихода ждали с ужасом. Поговаривали, что в городах и

селах, где он останавливался прежде, перемещаться обычным способом становилось невозможно.

Дороги переставали быть прямыми и ровными — они только казались таковыми, а на деле же,

сделав лишь шаг вперед, можно было оказаться на сто шагов позади. Или в небе. Или под землей.

Или внутри горящего камина. Или в собачьей конуре. Или в чужом доме. Или на пороге

собственного дома.

Некоторые из обитателей тех городов сошли с ума, некоторые умерли от голода, а

немногим удалось вырваться — они-то и рассказали жителям Инор Такледа о том, что их ждет,

когда Повелитель Дорог доберется до них. Бежать бесполезно, говорили они. Всякого, кого

пожелает, Повелитель Дорог без труда возвратит к порогу его собственного дома.

Узнав таким образом о своем враге все, что было можно, Мъяонель выяснил так же, каким

богам молятся нынче в Инор Такледе. Ответ его вполне удовлетворил. Не мешкая больше не

минуты, он принял обличье седого старца и вышел за городские ворота. Поскольку, встав на

широкий тракт, ведущий из города, он громко объявил о том, что стремится к встрече с