Занятно, но именно это обстоятельство вкупе с открытием покойного фриара Бэкона^[43] оказалось пренеприятнейшим сюрпризом для Мномбиби и его шестидесяти четырех каноэ. Когда они обогнули мыс и начали приближаться к "Единорогу" с палубы загремел голос, похожий на лай потревоженного морского льва.

Со скрежетом, словно заводят башенные часы, корабль развернулся на якорях. Двенадцать глаз раскрылись в его борту, и в каждом круглел маленький зрачок. Корабль апокалиптическим зверем смотрел поверх гладких вод на приближающегося черного Апполиона.

Мномбиби на носу передового каноэ беспокойно заерзал. Но отступать было поздно. Затронута была его репутация. Он проделал несколько танцевальных движений, стараясь угодить духам-хранителям, но не опрокинуть при этом лодку, и не переставая приговаривать своим двадцати четырем гребцам: "Голи, гола, шшш, голи, гола, шшш..." Острый нависающий нос скользил над водой, волна мягким шепотом откликалась на каждый удар весел. Голи, гола... пятьсот ярдов...

Желтое облако выкатилось из борта "Единорога". Оно клубилось все выше и выше, разорванное слепящими молниями желтого огня, грохочущее рукотворным громом. Невыносимые раскаты звучали регулярно и беспрерывно. Когда пушка на корме стреляла, пушка на носу была заряжена и выдвинута, и красные вспышки прорезали сернистое облако ровно пять раз.

Дон Руис, который в порыве волнения вслед за командой взобрался на ванты "Ла Фортуны", теперь зеленый от зависти наблюдал мастерство английских артиллеристов. Град картечи взбил реку в кровавую пену и рассеял черную флотилию. Только пять или шесть каноэ стремительно улепетывали к Бангалангу.

В последовавшей тишине дымовая завеса над "Единорогом" приподнялась, и зрители смогли увидеть последний акт трагедии.

Шпиль снова защелкал, разворачивая к берегу простаивавшие до того пушки правого борта. Все двенадцать пушек выстрелили разом. Цепные ядра срезали сваи бангалангских хижин словно одним взмахом великанской косы.

Хижина тети Унгах-голы медленно съехала в реку и повисла на единственной уцелевшей свае. Она была построена крепко и потому не рухнула. Хозяйка так и осталось сидеть в углу, где минутой назад чистила рыбу. Одна из рыбин соскользнула по наклонному полу в дверь и уплыла. Дом вновь закачался. На сей раз тетя Унгах завопила. Через дверь в полу с застывшей улыбкой протискивался настоящий, молодой крокодил, прикормленный за последний год ее первосортными помоями.

Стоял утренний штиль, и дым медленно плыл от смолкшего "Единорога" к фактории Монго Тома. Сам Монго сидел на веранде и пил вино из большого кувшина. Он был ошарашен быстротой событий, прошедших перед его водянистыми глазами. Он не знал, что ему теперь делать. Торговля пошла прахом. Время от времени он чесал избранные островки на голове. Вдруг из сернистого марева вынырнули три каноэ и пристали к берегу чуть пониже его дома. Он позвал надсмотрщиков, велел отвести спасенных в ближайший загон и хорошенько запереть. "Нет худа без добра," - заметил при этом Монго.

Сидя вечером в каюте и поглощая соленую свинину с почками финиковой пальмы, капитан Биттерн заметил мистеру Спенсеру, что рыба из этой реки больше не может почитаться деликатесом. "Иначе, - сказал капитан, - она бы отлично пошла с этой зеленью".

- Да, сэр, - сказал мистер Спенсер, сам немного зеленый.

- Большую часть, разумеется, унес отлив, но никогда не знаешь наверняка.

- Да, сэр, конечно, - согласился ревизор.

- Хотя нам теперь все равно, - пробормотал капитан, - потому как завтра мы поднимаем якоря. Жаль, не дождались мистера Адверса. Но, по крайней мере, память мы по себе оставили.

Он выел середину очередной почки.

- Да уж, сэр! - воскликнул мистер Спенсер.

- Скажите мистеру Шарпу, пусть мистер Айкин зайдет ко мне, когда сменится с вахты.

- Да, сэр.

- Доброй ночи, - проворчал капитан.

Мистер Спенсер ходил с поручением довольно долго. Ему ужасно надоело укладываться спать в восемь часов вечера. Он предпочел бы столоваться с помощниками. Но на представителя уважаемой фирмы "Братья Баринг и Ко" распространялось гостеприимство капитанской каюты, и мистеру Спенсеру не оставалось никакого выбора. Он отлично знал: как капитан рассудил, так и будет. Поговорив с мистером Шарпом, мистер Спенсер отправился спать.

Капитан снял нагар с двух толстых свечей и по обыкновению уселся читать. Он открыл "Зерцало Божественное" на последней странице и вынул обшитую бахромой парусиновую закладку. На этой закладке, впервые собирая его в море, мать вышила:

A 1757 D

Перед Богом единым ты держишь ответ.

Книга была издана в 1656 году. Капитан красными чернилами разделил набранные сплошь квадратные страницы на триста шестьдесят пять параграфов. Он читал по параграфу каждый вечер, а в високосный год пропускал последний параграф, дословно воспроизводящий первый. Таким образом он получал и духовные, и земные указания, и мог занести в окованный бронзой дневник точное положение в обеих сферах бытия. Дневник, вместе с Библией короля Якова, помещался на полке и крепился стропкой. Кроме Библии и дневника, на полке лежали "Зерцало Божественное", таблица логарифмов и руководство по использованию счет «Палочки Непера".

В тот вечер капитан бисерным почерком записал на обороте парусиновой закладки: "Закончил читать в 43-й раз 31 декабря 1800 года" и прочитал последний параграф раскрытой перед ним книги Лодовика Мугглетона:

И се, дух во мне взыграл и обратился ко мне, и сказал: Ты бессмертен доселе и впредь, и Царство Божие на земле в тебе обретается. Встань, собери его, чтобы часть твоя в нем стала зримой, и чтобы тебе не уподобиться зверю полевому, беспамятному, который не оставляет по себе памяти. Зри: трава распрямляется, и след звериный смывается дождем. Войди в Царствие, как приличествует человеку, и помни, каков человек есть. И я вскричал: Запомню! И дух сказал мне: Возьми перо свое и пиши. И я увидел двух маленьких ангелов Божиих, и они были как самые мелкие карлы, поменьше мизинца, и сидели в крошечных седлышках на моем пере. И один был темный ангел, лукавый слуга Господень, а другой сиял, как струя небесных вод. И ангелы спорили. И все, что они говорили, я записал, не разумея, но занося на бумагу, ибо сидящие в седле скакали быстро, и я не поспевал за ними. И они открыли мне небо и землю наподобие зеркальной коробки, где отраженное в одном зеркале повторяется в другом, так что отображаемое вновь отражается к себе. И потому я видел не свое лицо, но все сущее. И все, что говорили мне ангелы, и что показали, я помню, как если бы это было вчера. И это память сынов Божьих, и людей, и небес, и земли, и морей, и зверей, и я записал ее, и скрепил своим именем, которым и свидетельствую о Зерцале Божественном.

Не понимая прочитанных слов, однако по обыкновению глубоко ими тронутый, капитан Биттерн парой строк охарактеризовал в дневнике этот богатый событиями день и собрался отойти ко сну. Наверху меняли вахту. Вошел первый помощник.

- Будут распоряжения, сэр?

- Завтра высокий прилив на заре, мистер Айкин. Приготовьтесь поднять большой якорь при начале отлива. Малый носовой поднимите сегодня. Доброй ночи.

Мистер Айкин колебался.

- Да? - спросил капитан, глядя через ночную сорочку, которая никак не желала налезать.

- Новый владелец только что поднялся на борт, сэр.

- Дьявол! - вскричал капитан. - Тихо же он прокрался!

- Так точно, сэр. Он и еще один человек подошли на маленькой лодке. И еще он сказал, завтра вы должны послать в факторию за его собакой, - добавил помощник и еле слышно хихикнул.

Капитанский клюв победно вынырнул из ворота ночной рубахи.

- И вы бросили его гнить на палубе, словно старую парусину? - взревел капитан.

- Так точно, сэр, - только и мог выговорить помощник.

- Черт тебя дери, Айкин, разве так принимают нового владельца? Уф! Мистер Адверс, мистер Адверс, где вы? - кричал капитан, выбегая на палубу в ночной рубашке.

- На собственной палубе, слава Богу, - отвечал Антони. - А это ваш призрак, капитан Биттерн? Вы похожи на Летучего Голландца.

Антони слышал отзвуки канонады, когда со своим отрядом продирался к фактории через джунгли. Он прислушивался, исполненный дурных опасений. Он был уверен, что слышит перестрелку. Он не знал, что и думать: то ли Мномбиби атаковал факторию, то ли сцепились "Единорог" и "Ла Фортуна". Он подгонял спутников, как только мог. Но дорога, которую он поручил Фердинандо расчищать на несколько миль от фактории, заросла лианами и ползучим кустарником, там и сям высились муравейники. Мост в пяти милях от цели источили термиты, пришлось давать утомительный крюк по болотам. На лошадиные ноги налипли пиявки. Как он ни подгонял, знакомый частокол показался уже сильно затемно. Они въехали в неохраняемые ворота - еще одно доказательство нерадения со стороны Фердинандо. Стояла такая тишина, что у Антони участился пульс. Потом он увидел, что все в порядке. Однако общее запустение явно говорило, что хозяин в долгой отлучке.