Гость был заинтересован и возбужден. Он спросил:

— Что же он видит, что слышит?

— Никто кроме него самого этого не знает. Может быть, полицейского, может быть, мать, такую, какой он помнит ее с детства. Словом, того, кого он боится, чей авторитет признает. У подкорки есть свои способы создания таких ложных образов, мы только стимулируем подсознание — остальное делает оно само. Мы считаем, что обычно достаточно предупредить преступника. Одного слова нужного человека в нужный момент, как правило, хватает, чтобы в девяноста девяти случаях из ста не допустить преступления. Но бывают обстоятельства, когда аналогу приходится воздействовать на своего подопечного и чисто физически — в той мере, в какой необходимо. Так-то вот. Галлюцинации, как я уже говорил, совершенные.

— Неплохая идея.

— Идея очень хорошая, если ее правильно использовать. Мы надеемся, что лет через десять число больных в психиатрических лечебницах сократится настолько, что оставшихся можно будет более эффективно и учить и лечить.

— Значит, вы создаете для каждого нечто вроде личного ангела-хранителя?

— Абсолютно точно, — согласился Мартин. — Аналог всегда соответствует пациенту, потому что он сам и есть этот пациент, во всяком случае, частичка его сознания, выступающая против его намерений, когда они вступают в противоречие с предписанными нами запретами. Даже исключительно интеллектуальный человек не может противостоять своему аналогу, потому что его аналог не менее интеллектуален, чем он. Вам не поможет, если вы знаете о проведенном с вами курсе лечения, хотя обычно больной о нем и не догадывается. Для пациента его аналог — реально существующая личность, в действительности же аналог даже совершеннее, у него нет недостатков, свойственных реальным личностям.

Гость улыбнулся.

— Не ссудите ли вы мне экземплярчик, чтобы он удерживал меня от излишней доверчивости?

— Все это не так смешно, как может показаться на первый взгляд, — возразил Мартин, не отвечая на улыбку своего гостя. — Очень возможно, что лет этак через десять у вас будет такой аналог. Сейчас я жду от вас помощи, чтобы предотвратить именно эту катастрофу.

…Высокий юноша вылез из своего "пикапа" и с беспечным видом направился в вестибюль гостиницы. Его занимало сейчас только одно: как бы получше убрать огромное помещение в Ист-Сайде, которое он сегодня арендовал. Может, лучше обе софы поставить вдоль стены… а напротив пристроить бар… Или повесить оленью шкуру и по обе стороны поставить креслица…

В вестибюле не было никого; кроме портье за конторкой и скучающего на своем посту лифтера.

Юноша доверительно склонился над конторкой:

— Да, сэр? — обратился к нему портье.

— Послушайте, — сказал юноша, — из окна вашей гостиницы только что высовывался мужчина и звал на помощь. Он очень плохо выглядел.

— Где это? Покажите-ка.

Вместе с портье и лифтером он вышел на улицу и указал на два открытых окна в верхнем этаже.

— Вон там, на самом верху! В одном из этих окон я его и заметил.

— Спасибо, сэр, — поблагодарил портье.

— Ну что вы! — ответил юноша, наблюдая из подъезда, как оба служителя садятся в лифт. Когда дверь за ними захлопнулась, он снова вошел в вестибюль и внимательно посмотрел на голубой ковер, покрывавший пол от самого лифта до входной двери. Ковер был почти новенький, совсем не потертый, и по размеру подходящий.

Юноша наклонился и ухватил край ковра.

— А ну брось! — раздалось рядом. Юноша удивленно огляделся. Опять этот человек, тот же самый, что вчера остановил его в мебельном магазине… Преследует он его, что ли?

Юноша уронил ковер.

— Мне показалось, там монета блеснула, — попробовал он оправдаться.

— Я знаю, что ты думал, — возразил ему незнакомец. — Хватит врать.

Юноша возвратился к своему "пикапу" и уехал.

Чувствовал он себя как-то нехорошо, зябко. Что же, теперь это будет всегда, как только ему захочется взять что-нибудь?..

Темноволосый проникновенно глядел на Мартина.

— Ну ладно, доктор, — сказал он. — Довольно иллюстраций. Расскажите самую суть.

— Институт заручился поддержкой ряда лиц, чтобы приступить к выполнению первой стадии программы нынешней осенью, когда состоится сессия всемирного совета. Для начала вот что они собираются осуществить: во-первых, снабдить аналогами всех, кто подозревается в склонности к преступным действиям "в минуты временного умопомешательства", — вместо того, чтобы заключать их в дома для умалишенных или подвергать наказанию. Они будут доказывать, что цель общества — не наказывать преступника, а удержать его от новых преступлений.

— И они правы, — заметил собеседник.

— Конечно. Но погодите. Во-вторых, они потребуют разрешения правительства на немедленное широчайшее распространение "аналогослужб" с тем, чтобы сохранить для общества полезных граждан и облегчить задачи учреждений как исправительных, так и карающих.

— Какие тут могут быть возражения?

— Никаких, если бы этим все и ограничилось. Но не тут-то было.

Мартин тяжело вздохнул, положил на стол руки с длинными, крепко переплетенными пальцами. Ему-то все было понятно, но он сознавал, что объяснить это непрофессионалу — дело далеко не легкое. Но если их не остановит он, Мартин, то случится неизбежное.

— Беда в том, — сказал он, — что наше открытие сделано в неудачный исторический момент. После третьей мировой войны прошло совсем немного времени, каких-нибудь тридцать лет, и проблема восстановления человеческих ресурсов встала чрезвычайно остро, откладывать дальше ее решение стало невозможно. С тех пор многое изменилось, прошли времена страхов, мы ушли далеко вперед. Новые масштабы строительства в городах. Понижение скоростей. Понижение содержания алкоголя в винах. И все такое прочее. На повестке дня теперь аналоги. Специалисты считают, что их применение достигнет максимума примерно через десять лет.

Тогда институт приступит к осуществлению второй стадии программы. Во-первых, аналоги, предупреждающие преступления с применением насилия, будут у всех граждан, достигших семилетнего возраста.

— Спятить можно! — воскликнул темноволосый, уставясь на Мартина. — И что, это подействует, даже в таких масштабах?

— Да. Это напрочь исключит всякую возможность развязывания войн и наполовину сократит потребность в полицейских.

Темноволосый свистнул.

— Что там дальше?

— Во-вторых, — продолжал Мартин, — применение аналогов для всех кандидатов на общественный пост: против растрат, круговой поруки, взяточничества и тому подобного. Это должно укрепить демократическую систему на все времена, во веки веков…

Темноволосый положил на стол карандаш.

— Доктор Мартин, — сказал он, — вы меня совсем запутали. Я сторонник свободы воли, это вам известно, но должен же существовать способ удержать человечество от самоубийства. И если применение аналогов действительно так эффективно, как это следует из ваших слов, то я за него, даже если оно грозит каким-то образом нарушить наши гражданские права, я хочу жить, я хочу, чтобы мои внуки, — а их у меня, между прочим, двое — также могли жить. Если здесь нет какой-то ловушки, о которой вы мне пока не рассказали, я за применение аналогов!

Мартин продолжал:

— Аналоги это не лекарство, а костыль. Как я уже говорил, аналог делает больного не более, а, напротив, менее здравомыслящим. Причины его ненормального, антиобщественного поведения не искореняются, они только подавляются, причем на ограниченное время. Они больше не проявляются вовне в прежнем виде, это верно: мы воздвигаем на определенном канале плотину. Но рано или поздно они найдут себе выход — другой. Когда запруженный поток прорывается в другом месте, что вы делаете?

— Строю еще одну запруду.

— Так, — согласился Мартин. — А потом? Еще одну, еще и еще?

— Но это же по сути своей порочно!

…Николас Дос, абсолютно трезвый, рассеянно смотрел на глыбу, стоявшую на подставке во дворе дома. Это был кусок новоанглийского гранита, тут и там по нему проходили линии, начерченные мелом.

Вот уже три месяца, как камень здесь, а он, Николас, до сих пор не коснулся его резцом.

Солнце пригревало Николасу спину. Был очень тихий, теплый день, лишь изредка легкие дуновения бриза шевелили вершины деревьев.

С кухни доносилось позвякнвание посуды, слышался голос жены.

Николас помнил, что в камне заключена определенная форма — каждый камень скрывает в себе присущую только ему одному форму, и когда работаешь с ним, возникает чувство, будто ты помогаешь ее рождению.