(6) Я составил заметки по поводу отсутствия разницы между данными двумя словами, так как случайно заинтересовался этим вопросом, когда читал четвертую книгу „Истории“ древнего писателя Семпрония Азеллиона. [227] Там о Публии Африканском, сына Павла, [228] было написано так: „Ибо он слышал, как его отец Луций Эмилий Павел говорил, что хороший полководец не будет сражаться в открытом бою, если только не возникла крайняя необходимость (necessitudo) или не представился очень удобный случай“. [229]
Записанное <***> об Александре <***> [230]
(1) Во многих сочинениях о деяниях Александра, а недавно и в книге Марка Варрона, которая называется „Орест, или О сумасшествии“, [231] мы читали, сколь изящно Олимпиада, жена Филиппа, ответила в письме своему сыну Александру.
(2) Дело в том, что он написал матери следующим образом: „Царь Александр, сын Юпитера Аммона, приветствует свою мать Олимпиаду“. [232] Олимпиада же ответила ему так: „Прошу тебя, сын мой, успокойся и не обвиняй и не очерняй меня перед Юноной; она со своей стороны сурово меня накажет, если ты в своих письмах изобразишь меня ее соперницей“. (3) Очевидно, что эта обходительность умной и деликатной женщины по отношению к высокомерному сыну тактично и ненавязчиво показала ему, что следует отказаться от тщеславной идеи, каковой тот увлекся вследствие оглушительных побед, похвал льстецов и невероятно удачного хода дел, — идеи, будто он приходится сыном Юпитеру.
О философах Аристотеле, Теофрасте и Евдеме; а также об образцовой сдержанности Аристотеля в момент выбора своего преемника по школе
(1) Философ Аристотель в возрасте примерно шестидесяти двух лет был уже болен и немощен телом и имел слабую надежду на [длительную] жизнь. (2) Тогда вся когорта его учеников пришла к нему с просьбой и мольбой, чтобы он сам назначил себе преемника, с которым, после его кончины, они бы могли затем общаться для приобретения и совершенствования познаний в тех дисциплинах, коим уже были благодаря ему научены. (3) Тогда в его школе было много хороших [учеников], но особенно выдающимися были двое — Теофраст [233] и Евдем. [234] Они превосходили прочих умом и ученостью; первый был с острова Лесбос, а Евдем — с Родоса. (4) Аристотель ответил, что сделает то, что они хотят, когда сочтет, что пришло время.
(5) Немного погодя, когда у него вновь присутствовали те, кто [уже] обращались к нему с просьбой о назначении руководителя школы, [Аристотель] сказал, что вино, которое он тогда пил, не годится при его состоянии здоровья, так как оно нездоровое и едкое, а потому необходимо поискать чужеземное: какое-нибудь родосское или лесбосское. (6) Он попросил, чтобы они позаботились достать ему и то и другое, а пить он пообещал то, которое ему больше поможет. (7) Они отправляются, ищут, находят, приносят. (8) Тогда Аристотель попросил родосское вино, попробовал и сказал: „Клянусь Геркулесом, крепкое вино и приятное“. Затем он попросил лесбосское. (9) Когда же он его попробовал, то сказал, что оба вина весьма хороши, но η̉δίων ο̉ Λεσβίος (лесбосское более приятно). (10) Когда он это произнес, ни у кого не возникло сомнения, что одновременно и остроумно и скромно этими словами он выбрал своего преемника, а не вино. (11) С Лесбоса происходил Теофраст — человек, чрезвычайно приятный и в обращении, и в жизни. (12) Итак, вскоре после того как Аристотель ушел из жизни, все перешли к Теофрасту.
Как называли древние латины то, что греки называют προσωδίαι (ударения); а также о том, что ни древние римляне, ни [жители] Аттики не употребляли слово „barbarismus“ (варваризм)
(1) То, что греки называют προσωδίαι („просодии“), древние ученые называли либо notae vocum (метками звуков), либо moderamenta (средствами регулировки), [235] либо ассеntiunculae (легкими ударениями), [236] либо voculationes (модуляциями). [237] (2) А что касается того, кого мы называем говорящим по-варварски (barbare), то [в старину] этот порок речи называли не варварским (barbarus), а деревенским (rusticus), и говорящих с этим недостатком обыкновенно именовали разговаривающими по-деревенски (rustice). (3) Публий Нигидий [238] в своих „Грамматических записках“ говорит: „Если придыхания используются неправильно, речь становится деревенской (rusticus)“. (4) Так вот, до сих пор я не обнаружил, чтобы до эпохи божественного Августа кто-либо из тех, кто говорил чисто и правильно, употреблял то слово, которое обычно используют [сейчас] — barbarismus (варваризм). [239]
О том, что Гомер в своих поэмах и Геродот в „Истории“ высказали различные мнения о природе львов
(1) Геродот в третьей книге „Истории“ написал, что львицы только один раз в жизни рожают и во время этих единственных родов никогда не приносят более одного детеныша.
(2) Слова из этой книги таковы: „Львица рожает только один раз в жизни сильного и смелого детеныша, ибо при родах вместе с ним выбрасывает также и матку“. [240] (3) Гомер же говорит, что львы — ведь и к самкам он также применяет категорию мужского рода, который грамматики называют ε̉πίκοινον (общим), — рождают и воспитывают нескольких котят. (4) Вот стихи, в которых он ясно это показывает:
(5) И в другом месте он говорит о том же:
(6) Поскольку это разночтение и различие мнений между известнейшим из поэтов и самым прославленным из историков нас обеспокоило, нам показалось правильным обратиться к трактату философа Аристотеля „О животных“, составленному с величайшей точностью. То, что мы найдем у него по данному вопросу, мы поместим в этих [наших] записках вместе с текстом самого Аристотеля. [243]
О том, что поэт Афраний точно и изящно сказал, что Мудрость является дочерью Опыта и Памяти
(1) Отменно и совершенно справедливо поэт Афраний [244] выразился по поводу возникновения и обретения мудрости, когда сказал, что она является дочерью Опыта и Памяти.
(2) Ведь этим определением он показывает, что тому, кто хочет быть мудрым в делах человеческих, потребны не одни только книги или риторические и диалектические науки. Помимо этого необходимо, чтобы [стремящийся к мудрости] непосредственно приобщался к познанию окружающей действительности, приобретал навыки и опыт, а также твердо запоминал все действия и события, был рассудительным и принимал решения, исходя из того, чему может научить сама жизнь, а не только на основании тех вещей, о которых столько трезвонили книги и преподаватели, предлагая, словно в мимическом представлении или в сновидении, пустопорожние словеса и понятия. (3) У Афрания в тогате под названием „Кресло“ (Sella) есть стихи: [245]
(4) Есть также стих Пакувия, [248] [содержащий] почти ту же мысль. Философ Македон, [249] добропорядочный человек и мой знакомый, считал, что его следует начертать на дверях всех храмов:
(5) Ибо он говорил, что не может быть ничего более недостойного и несносного, чем то, что люди, ленивые и нерадивые, завесившись бородой и плащом, плоды нравственной философии обращают в игру языка и словесные уловки и весьма красноречиво изобличают язвы общества, а сами раздулись от пороков, словно от подкожной водянки.
О том, что Туллий Тирон писал в своих заметках о названиях звезд Suculae и Hyades [251]
(1) Туллий Тирон, [252] воспитанник и вольноотпущенник Марка Цицерона, был также его помощником в литературных занятиях. (2) Он написал много книг о словоупотреблении и правилах латинского языка, а также по разным общим вопросам. (3) Среди них наиболее важными представляются те, что он назвал греческим словом Πανδέκτα (Пандекты), поскольку они содержат всякого рода факты и учения. [253] (4) По поводу тех звезд, которые называются Suculae („свинюшки“), там написано следующее: „Древние римляне настолько плохо знали греческие буквы и были до того несведущи в греческом языке, что звезды, находящиеся в голове [созвездия] быка, каковые греки именуют Ύάδες, были ими из-за этого названы Suculae, будто это латинское слово является переводом слова греческого, ибо то, что по-гречески 'ύες (свиньи), по-латински sues (свиньи). Однако Ύάδες, - говорит он, — образованы ου̉κ α̉πό τω̃ν υ̉ω̃ν („не от свиней“), как об этом думают наши невежды. Слово это образовано от [греческого] 'ύειν (посылать дождь), ибо тогда, когда эти звезды поднимаются и уходят за горизонт, наступает сырая погода и проливные дожди.