— Не совсем так, — поспешно сказала она. — Нам не сказали ничего, кроме вашего имени.

Адам Темплтон усмехнулся.

— Ой ли? — протянул он и переключил свое внимание на Криспина. — Я забронировал вам номер в одном из местных отелей. Не Бог весть что, конечно, но вполне комфортабелен.

Криспин выпрямился:

— Должен сказать вам, сэр, следующее: мисс Тремэйн находится под моей ответственностью, пока мы здесь, и я хочу знать, где она будет жить и работать.

Адам Темплтон бросил на молодого человека ледяной взгляд.

— В самом деле — произнес он медленно. — Интересно, кто мог внушить вам это. Здесь вы оба находитесь под моей ответственностью. Это мне решать, где вам обоим остановиться, и мне решать, отправить одного из вас либо обоих обратно в Англию. Это достаточно ясно?

Криспин кивнул, бросив быстрый взгляд на Викки, которая даже не посмела ответить. Она чувствовала, что этому человеку лучше не противоречить. По крайней мере пока, торопливо поправилась она в мыслях.

— Здесь… здесь мы будем работать? — едва смогла вымолвить она.

Адам Темплтон поманил их за собой в узкое помещение рядом, очевидно склад. Оно смотрелось мрачно, но вполне отвечало своему назначению.

— Мы работаем и здесь, — сухо сказал Адам, предвидя их реакцию. — Один из нас должен находиться здесь практически все время. Местные жители любят индивидуальные заказы, и мы исполняем их тут же, на месте.

Викки громко вздохнула. Это означало большой объем работ, хотя и бесконечные возможности для экспериментирования.

— А потом вы нам скажете, что мы и сырье должны сами выращивать! — вставил Криспин, все еще находясь под впечатлением полученного им выговора.

Адам откинул голову и расхохотался. Накидка, покрывавшая его голову в совершенно арабской манере, сползла, и стали видны завитки его медных волос.

— Мы выращиваем свои розы и кое-что еще.

— Где же? — грубо спросил Криспин. — На подоконниках?

Адам снова заразительно рассмеялся.

— Не совсем. Дамаск ведь, в сущности, оазис, благодаря реке Бараде. У нас порядочный участок в Гуте. Гута, — добавил он мягко, — в переводе означает «сад». Вообще-то здесь больше садов фруктовых, чем цветочных плантаций, но все равно красиво. По преданию, когда пророк Мухаммед прибыл в Дамаск, он отказался войти в город, так как не хотел вступать в рай дважды.

Криспин выдавил слабую улыбку.

— Все, должно быть, переменилось, — холодно заметил он.

— Наверное, переменилось, с тех пор как Адама и Еву изгнали отсюда, из реального Эдема!

В глазах Викки зажегся интерес.

— Отсюда?!

— Так гласит легенда, — ответил Адам. — Арабы называют лилии, которыми порастает все вокруг весной, слезами Евы. Неплохо, как вы думаете?

Викки глубоко вздохнула:

— Чудесное название для духов.

Адам отреагировал моментально:

— Для вас?

— Я предпочитаю розы, — покачала головой Викки, слегка покраснев.

Адам улыбнулся, хотя на протяжении разговора глаза его вопросительно смотрели на явно раздраженного Криспина.

— Может быть, «Роза Дамаска», — предложил он.

— Почему бы и нет? — согласилась Викки.

— Я вовсе не против. — Адам махнул рукой. — Я только все же сомневаюсь, насколько это подходит.

Криспин шагнул вперед и взял стоящую на столе банку с розовыми лепестками, сморщив нос от отвращения.

— Вы, кажется, здесь далеко не первые, — произнес он холодно. — Еще крестоносцы завезли дамасскую розу в Европу. Вы хотите сказать, что до сих пор ее используете?

Адам забрал у него банку и снял крышку. Сильнейший аромат роз словно материализовался в теплом воздухе.

— Вы можете сделать лучше? — спросил он просто.

В комнате повисло долгое, напряженное молчание. Викки почувствовала, как двое мужчин словно мерятся силами. Глупо со стороны Криспина, подумала она, восстанавливать против себя этого человека. И еще она спрашивала себя, что могло привести его в Дамаск и почему он работает в маленькой арабской фирме вместо какой-нибудь крупной компании в Европе или Америке.

Криспин, поджав губы, взялся за свой чемодан.

— Если вы мне подскажете, как найти этот отель, я думаю, сам доберусь и устроюсь, — проговорил он.

Адам протянул ему маленькую схему окрестных улиц.

— Я пошлю с вами мальчика, — предложил он. — Я бы пошел с вами сам, но мне необходимо устроить мисс Тремэйн. — Он усмехнулся и добавил: — Поверьте, это будет нелегко!

Провожая взглядом Криспина, Викки чувствовала себя виноватой. Она смотрела, как он бредет по улице, спотыкаясь под тяжестью чемодана и пытаясь обойти на редкость упрямого ослика, доставившего какой-то товар к соседнему магазинчику.

— Интересно, почему они послали сюда именно этого парня? — спросил Адам у нее за плечом.

Викки почувствовала, что обязана защитить Криспина.

— Потому что он очень хороший специалист, — сказала она горячо. — Мы давно работаем вместе и даже создали свою методику. Результаты были вполне приличные, — добавила она.

Адам протер шею большим белым носовым платком и поморщился.

— Надеюсь, что так, — проговорил он наконец. — Плохо, однако, что вы женщина!

Викки ощетинилась:

— Почему? Я могу и бактерии выращивать, знаете ли!

— Уверен, что можете, — мягко согласился он. — Но Дамаск — мужской город. Вам будет не так-то легко устроиться здесь, вы даже не сможете выходить одна. Фактически вы станете нам просто помехой!

— Не понимаю почему! — запротестовала Викки. — Я бы могла точно так же пойти в отель с Криспином!

Адам холодно посмотрел на нее.

— Хороший кус они бы оторвали, приняв вас без компаньонки или семьи, — усмехнулся он. — Нет уж, я вас отведу к друзьям и погляжу, примут ли они вас. Это ваш чемодан? Ну, пошли.

Он так заспешил по улице, что Викки едва за ним поспевала. Они находились в одном из старых районов города, наполненном до краев жизнью, что отражалось в неумолчном шуме, столь присущем, очевидно, по мнению арабов, жизни. Викки нравился гортанный арабский говор, звучащий вокруг, нравилась экзотическая красота лиц людей — стариков с косматыми бровями, мальчишек, загорелых как золотые божки. Женщин, окутанных покрывалами, разглядеть было труднее. Мода у них проявлялась лишь на ногах, обутых либо в прекрасную французскую или итальянскую обувь, либо в более традиционную из сандалового дерева.

Продавец шербета, с латунным кувшином и в ало-белой юбке, шел прямо среди улицы, предлагая свой товар. В дверях своего дома сидел писец, скрестив ноги. Бормоча под нос священные суры, куда-то спешил студент. Мимо Викки прошла группа богатых мужчин в полосатых шелковых костюмах.

Викки то останавливалась и смотрела, то неслась за своим провожатым, боясь потерять его в толпе.

Но Адам явно не собирался терять ее из виду. На каждом углу он оглядывался, чтобы удостовериться, идет ли она за ним, и, наконец, устав от этого, крепко схватил Викки за руку и повлек за собой.

Викки слабо сопротивлялась, видя удивленные взгляды прохожих.

— Вы мне делаете больно! — воскликнула она гневно.

— Чепуха! — ответил он беспечно. — Вы еще успеете насмотреться до умопомрачения, после того как устроитесь. Я же не собираюсь тратить на это целый день!

Викки решила, что он ей очень не нравится. Она споткнулась и остановилась.

— Долго нам еще идти? — спросила она требовательно.

— Теперь уж нет, — успокоил ее Адам. — Я рассчитываю устроить вас на самой известной улице Дамаска, называемой Прямой.

— А это возможно? — спросила Викки, смягчаясь.

— Все зависит от той семьи, куда я вас веду, — от того, понравитесь вы им или нет!

Но почему она должна им понравиться или не понравиться? Маловероятно, что они говорят на каком-либо языке, кроме арабского, а она знает только английский и еще немного французский, так как же они будут общаться?

Улица, называемая Прямой, была достойна своего названия. Эта длинная улица делила самую старую часть города надвое. В восточном конце улицы христианская зона уходила к северу, а еврейская — к югу. Люди, которых Викки встречала здесь, совсем не отличались от жителей чисто мусульманских кварталов, как можно было ожидать. Они были арабы, как и их соседи, и лишь случайно встретившиеся греческий православный или католический священник со своими головными уборами, напоминающими печные трубы, и довольно мрачными одеяниями свидетельствовали о том, что держится еще старая вера, как и во времена, когда святой Иоанн Дамаскин имел здесь приход много веков назад.

Наконец Адам остановился возле резной деревянной двери, открывавшейся прямо на улицу. Дверь была обита медными звездочками и выкрашена в зеленый цвет, хотя он считался у мусульман священным и потому не часто использовался домовладельцами-христианами. Адам энергично постучал.